Никогда ночь не была столь самоуверенна, как в тот раз.
Полная Луна, огромная и бледно-желтая, настолько близко подкралась к земле, что даже в самых отдаленных уголках Чащоб слышалось ее холодное дыхание, от которого, поскрипывая, тщетно пытались уклониться деревья, но вместо этого могли лишь пригнуться друг к другу и шептаться. Звезды, решившие, что их помощь сегодня не нужна, дремали, закутавшись в облака, а зеркально чистым водам озер, накрытым туманами, нечего было отражать, и они тоже спали и казались бесконечно черными.
В эту ночь над всем царила только Луна.
И, конечно же, кое-кто не мог этого пропустить.
Фур никогда не понимала, почему оборотни должны становиться волками только и только в полнолуние. Вероятно, и даже скорее всего, это было еще одной традицией - такой же, как, например, жуткий вой или желание убивать, ведь оборотни могут спокойно обойтись и без этого.
Тем не менее, в это ночь самой Фур тоже хотелось и превратиться, и бегать, и выть, и, может, убить кого-то, кто решился выйти сегодня из дома, или даже того, кто не решился... Впрочем, клубок этих желаний был довольно запутанным, и разбирать в нем все по ниточке смысла, пожалуй, не было. Фур предпочла поставить всё на самотек, а потому первым делом она превратилась - в потрепанного вида черно-серую с рыжеватым отливом волчицу. Чего и говорить, окрас ее был весьма оригинальным и казался разным с разных ракурсов и при разном освещении - ее можно было посчитать и цвета воронова крыла, и грязно-серой, и пятнистой, как какой-нибудь шакал, но сама Фур гордо называла себя трехцветной, а когда кто-то неосторожный ехидно замечал, что трехцветные кошки приносят удачу... что ж, это и было причиной ее вышеупомянутой потрепанности.
Носиться по волчьим тропкам Чащоб, изредка попадая на открытые поляны, и отчаянно выть от переполнявшей энергии, эмоций, острого, как никогда, ощущения жизни - все это Фур даже не обдумывала. Лапы сами несли ее в эту затаившуюся в лунном свете ночь.
Согласно основному закону Мерфи, если какая-то неприятность может случиться, то она случается. И естественно, что в эту ночь законы Мерфи действовали в утроенной силе.
Почти полностью отключившись от мира, лишь позволив лапам привычно нащупывать дорогу, а всему остальному - просто получать удовольствие, Фур, не разбирая дороги, летела сквозь Чащобы, как, бывает, ошалевшая от ужаса преследуемая кем-то хищным полевая птица на одном лишь страхе и чувстве самосохранения ныряет в непривычный и потому опасный лес, чтобы избежать погони, и каким-то чудом ухитряется не впечататься ни в один из многочисленных древесный стволов. Так оно и продолжалось до той самой секунды, в которую вервольфа, на всех парах налетев на капкан у самой опушки, цепко ухватившем ее за переднюю лапу, перекувыркнулась через голову, поцеловалась с землей и так и осталась лежать в почти типичной позе нецкэ, глубокомысленно созерцая видимых только ей вьющихся вокруг макушки в лучших традициях американских мультфильмов желтых птичек с молотками.
Что лишний раз доказывает: отключение такой важной вещи, как мозг, даже на короткий срок, может быть чревето последствиями - неожиданными, затянутыми и чрезвычайно опасными для физического и психического здоровья пациента и всех, кто после собирался с ним общаться.
Вынужденная забыть про НОЧЬ и прочие возвышенные помыслы, Фур, болезненно поморщившись - капкан кровожадно впился в ее и без того несчастную и многострадальную лапу, разодрав кожу и хищно вгрызаясь в мясо, - пару раз для порядка дернулась. Безрезультатно. Она, мысля даже трезвее, чем обычно, поискала цепь и прочую фигню, которую можно выдернуть, но и тут была ее принудили сдаться. Капкан не содержал в себе вообще ничего, кроме острых зубов, вгрызающихся глубже, если слишком буйно выражать ему свое "фи" - ни цепей, ни пружинок, ни винтиков, ни какой-либо иной металлоломной ерунды, заставляющей растаять холодную мужскую душу и возиться с ней в обнимку до полного обалдевания. Он держался на чистой магии, привязывающей к месту капкан и его жертву.
Фур взвыла - не так, как всего пару минут назад, а горестно, обиженно и обозленно. Во-первых, она знала, что только одна личность расставляет такие челюсти, а во-вторых... во-вторых, вервольфа смутно догадывалась, что эта милая игрушка была всего-навсего одна и что именно Фур ухитрилась вляпаться именно в нее на всех тридцати квадратных километрах Чащоб.
Ночь оскалила желтые зубы в хищной ухмылке.
|
Каталог статей
